Колдовство и ведьмы захватили умы: от деревенских жителей и до городского обывателя. В фольклоре разных народов мира колдуньи выступали в качестве источника зла и мудрости. Рассмотрим самых страшных ведьм в мифологии.

Ведьма Моргана

Практически все взрослые люди в общих чертах знакомы с преданием о короле Артуре и волшебнике Мерлине. Однако лишь немногие помнят из этой легенды о фее Моргане. В сказках она постоянно занимается колдовскими делами с целью уничтожения доброй королевы Гвиневры, которая запретила ей находиться при дворе, когда она была молодой. В фильмах, как правило, Моргану изображают привлекательной девушкой. Но в действительности ее внешность ужасна. Чтобы не пугать людей, она лишь на время принимает облик красивой девицы. По легенде Моргана предала сэра Ланселота и помешала кампании рыцарей Круглого стола. Какова окончательная судьба ведьмы, в легенде не сказано.

Чедип

Сложно определить, кем на самом деле была чедип. В одной легенде речь идет о том, что она – вампир, а в другой, что она – колдунья. Кем бы она ни была, приятного в ней ничего нет. Если женщина совершила самоубийство, умерла в течение родов либо скончалась неестественной смертью, значит, она превращается в чедип – индийский аналог демонессы. Она по праву считается одной из самых страшных ведьм. Чедип разъезжает на существе, которое похоже на тигра, и ищет себе жертву. Среди прочих суккубов она отличается повышенной жестокостью. Если она входит в жилище, то этого никто не замечает. Люди, которые находятся в доме, становятся ее жертвами. Чедип высасывает жизнь с помощью пальцев ног, после чего исчезает без следа.

Ведьма Беллов

В американском фольклоре эта ведьма является самой жуткой. История этой чародейки одна из главных среди тех, которые с наступлением темноты принято рассказывать у костра. В одной из городских легенд сказано, что ведьма представляла собой полтергейст, который появлялся в доме богатого плантатора Джона Белла. Чародейка сквернословила, сыпала проклятиями, крушила мебель и третировала членов семьи. Несколько раз проводились обряды экзорцизма, но все попытки оказались тщетными. Тогда Беллы решили смириться с неприятным соседом. Однако действия ведьмы становились с каждым днем более опасными. Если раньше она просто пугала жителей дома, то потом им стала угрожать смерть. Так и произошло - она отравила главу семьи, подсунув ему под видом лекарственного препарата бутылку с ядом. Затем ведьма исчезла.

Грайи

Согласно древнегреческой мифологии, Грайи – это троица архаичных богинь. Грайи были олицетворением старости. В некоторых эпосах грайи изображены в виде трех мерзких старух. В одной из легенд они представлены прядильщицами нитей судьбы. Жизнь всех людей и даже бессмертных существ зависела от этих ведьм. Самой страшной среди них не было, они одинаково были омерзительными. Родственницами старух были Горгоны: Медуза и две ее менее известные сестры. У грай был один глаз на троих, поэтому приходилось пользоваться им по очереди. Грайи знали будущее, но они не могли повлиять на него.

"Грайи"

Теперь только профессора-филологи пишут, и то путаясь пером в словах, о Грайевом мифе. А в те, давно умершие, времена любой ребенок мог складно и бойко рассказать начало истории о Грайях. Но конец истории скрыт не то что от профессоров,- даже от детей: он в не рожденных еще веках, куда и приглашаю вас, вундеркинды, последовать за мной.

Три старухи, именем Грайи, были поставлены Зевесом стеречь горные тропы Парнаса. Тропы падали вниз, от высот к долам. Там, в заоблачьи, над миром, пластающимся внизу, был укрыт ни узды, ни бича не знавший крылатый конь - Пегас. Под золотым копытом Пегаса - ни травинки, но зато, нарастая буквой на букву, тянулись из земли в лазурь расчесываемые горными ветрами черные неписаные и нечитаные строки: ими и питался крылатый.

Хитрый разумом Зевес знал, что овладевшему Пегасом достанутся и взращенные им, миродержцем, высоко вознесенные над дымами долинных домов строчкастые чернобуквные луга парнасских склонов.

Оттого-то и поселил он у самых верхних поворотов троп старых злых Грай. Грай было три, но на всех трех был отпущен лишь один глаз. Старухи никогда не разлучались. Пока одна из них, овладев глазом, вглядывалась вниз, сквозь лёты туч, другие две нетерпеливо ждали своего череда: видеть.

Часто Грайи дрались из-за глаза, катаясь по острым камням шестируким и трехголовым безобразным комом, вырывая друг у друга переходившее из пальцев в пальцы зрение. Если сторожившая Грайя засыпала, другая тотчас же, сунув руку под отвислое веко спящей, крала у нее глаз.

Однажды Грайи услыхали чуть ощутимый шум: кто-то подымался по тропе из низин, роняя вниз мелкую осыпь. Шаг то ник, то возникал снова. Зрячая Грайя зорко вглядывалась вниз. Две другие, насторожившись, повернули пустые глазницы к шуму.

Что видишь?

Пряжу туманов.

Отдай глаз!

Звук креп: кто-то, прикрытый мглой, подымался на срывы скал; изредка останавливался, будто в раздумьи; и снова - гул роняемых ногою камней.

Сцепив руки, Грайи осторожно двинулись вниз: один глаз - шесть глазниц. Впереди зрячая, две слепых молча вслед. Опасность прерывала ссоры.

Вошли в тучи. Незрячие Грайи не раз оступались, скользя ногой по мокрым гранитам.

Мгляные нити медленно расклубливались. Снизу - квадраты полей; серые тонкие стебли дымов, вырастающих из печных труб; рыжие пятна черепицы.

Извивы тропы были пусты. Зрячая Грайя, повернув глаз вправо и влево, уж хотела ответить "нет", как вдруг увидала: там, позади, у утесного скоса, отделенного от них нешироким провалом, стоял человек. Он зацепился железным крюком, вделанным в длинную палку, за выступ утеса и спокойно, не шевелясь, наблюдал Грай.

Пошептавшись, Грайи двинулись навстречу нечестивцу. На пути - щель провала. Ведущая Грайя, присев на трясущихся коленях, прыгнула.

А мы, а мы? - зашамкали оставшиеся, протягивая руки к сестре.

Слепые, они не решались на прыжок. Тогда ведущая Грайя вынула глаз из-под века:

Сестры подставили ладони. Но в движении Грайи было что-то неверное: глаз, мелькнув белым бликом над пропастью, не долетел до другого ее края и канул в бездну. Четыре скрюченных ладони то сжимались, то разжимались, осязая лишь пустоту.

Глаз у тебя? - спрашивала одна.

Нет, у тебя,- шипела другая.

А человек, оторвав крючок от скалы, стал осторожно, но быстро спускаться к расселине. Перепрыгнувшая Грайя, оставшись одна и без глаза, почуяла страх.

На помощь! - кричала она оставшимся по ту сторону расселины.- Ко мне!

Тогда одна из безглазых решилась. Прыжок бросил ее легкое тело через бездну с достаточной силой, но не по прямой, а наискось: и, не достигнув земли, старуха, взвыв, рухнула в пропасть. Третья - не смела. Передовой Грайе не было выбора: назади - пропасть, впереди - враг. Слепая и одинокая, она приготовилась встретить смерть. Вонзив ногти в трещины земли, укрыв голову под острыми углами локтей, покорно ждала она конца. Камешки прянули под ударом стопы у самого ее уха. В воздухе просвистел острый крюк, и Грайя, раскинув руки, без стона свалилась вниз - вслед глазу и сестре.

Человек, победивший Грай, мог продолжать подъем. Навстречу швыряла молниями гроза. Гудели ветры. Тучи били серыми крылами. Но человек шел и шел: с камня на камень, извивами тропы, уступами скал - к парнасской выси.

Тучи, молнии, ветры остались внизу; над головой колосилось желтыми лучами круглое солнце, у ног же качались, буквами из букв вырастая, длинные, короткие, чернильной чернью налитые, графитной пыльцой присыпанные строки.

Меж строк с тонких стеблей гляделись махрово - расплывшиеся кляксы. А по колено в словах - белоснежный крылатый Пегас: крылья за спиной; в зубах -

охапка полусжеванных строк: жует, роняя то слово, то букву, то слог.

Хотел было смельчак заарканить Пегаса, но тот раскрыл шумящие бурей мощные крылья. Тогда победитель нарвал строк с парнасского луга, тома на два, и стал спускаться назад к жилью.

Когда в низинах стало известно, что доступ к парнасским высям свободен, люди тотчас же полезли и закарабкались по камням и тропам вверх.

Толпами. Но путь по срывам и кручам был тяжек. Многим пришлось, стеная и охая, сползать вниз, бросив затею. Вернувшиеся жаловались старейшинам. Те приказали: срывать кручи, круглить излом троп, делать их шире, а в опасных местах ставить перила. И когда все было сделано по слову старейшин, люди снова - кто в одиночку, кто с женами, детьми и слугами, mit Kind und Kegel

Потянулись вереницею из долины к высям.

Белые снега Олимпа, затоптанные ногами и истыканные палками, посерели и стаяли. Внизу, под черепицами, открывались издательства, платившие за каждую сорванную и доставленную с Парнаса строку по медной монете. Жадность овладела всеми. Строки и строфы рвали руками, стригли садовыми ножницами, косили косами. В суете иные поэмы попали под подошвы, сломались и спутали свои рифмы. Тогда построчная плата стала катастрофически падать; вновь организованная комиссия по благоустройству Парнаса на всех скалах и у поворотов всех троп вывесила правила:

" 1. Доступ на вершину Парнаса всем лицам, кроме предъявивших удостоверение с печатью Коллегии Большого Пера, с сего числа безусловно воспрещен.

2. Звания поэта удостаиваются лица по выдержании соответствующих испытаний при Коллегии Большого Пера. Как-то: испытания на прогон любой фразы сквозь все 24 метра и 1 идеологию; экзамена по сращиванию рифм и т.

3. Незарегистрированным: строк не рвать, Муз с собой не водить. За каждую незаконно сорванную букву виновные ответят перед Трибуналом критики, коему и предлагается озаботиться проведением в жизнь настоящих правил".

До указа буквы и строки росли из земли как попало: омеги и альфы вперемежку с юсами и азами. Рядом со скромными эмюэтами и круглым омикроном цвели себе пышные дэбль-ю, крохотные треугольники ижиц. Меж стройных стеблей пятистопного ямба трагедии, с росинками слез у острых концов, путались сорные, врозь глядящие вирши и сросшиеся рифмами газеллы.

Комиссия постановила ликвидировать беспорядок: парнасские строки были рассортированы по алфавитам, по поэтическим родам, видам и подвидам, с соблюдением строфических, ритмических и метрических классификаций.

Пегас долго оставался неуловимым. Подпустит иной раз и близко, на дюжину строк, и вдруг - крылья врозь, сверкнут копыта: ищи его на дальнем уступе. Тогда было основано Общество правильной пегасиной охоты; на Пегаса шли, вооружившись множеством гусиных и стальных перьев и остро очиненных карандашных графитов: целые тучи их, затмевая солнце, летели на Пегаса, вонзаясь в шею, в уши, в крылья. Израненный, он попробовал распрямить их -

Стреножили: "наш". Обкорнали крылья. Поставили в стойло. Теперь всякий за небольшую плату мог прокатиться на золотокопытом коне по песчаному кругу манежа; лица с удостоверениями - вне очереди.

Вначале плененный Пегас пугался толп: надели наглазники, и, опустив черные овалы наглазников к земле, с золотой, бессильно обвисшей гривой, апатично топтался, под свист бича и крики конюхов, когда-то крылатый, свободный конь по сомкнутой дорожке манежа.

Кругом - осклабившиеся рты:

Но оброненный Грайей глаз не погиб: пролежав века и века на дне ущелья, он был вынесен дождевыми потоками в низину, к околице людского поселка.

Там, зарывшись в землю, пролежал Грайев глаз еще лет сто, а на сто первую весну прозяб и стал прорастать: сначала от глазного корня пополз белый и рыхлый осевидный отросток тоненького, в волосок, нервного волоконца. Волоконце чуть утолщилось и стало члениться на никлые прозрачные фибриллы, расползаясь вправо и влево сложнящейся сетью. Из зрачка протолкнулся вверх мутный стеклистый побег: раздвинув наслойки песку и налипшую на стебель глину, он смело глянул в солнце. Еще неделя, и крохотные радужные кружки, опоясавшие стебель, вдруг разорвались пестрыми лепестками. Глаз лежал где-то на заброшенном дворике, куда редко кто и заходил, у тына, среди порослей бурьяна и высоких пыльных трав. Никто не приметил рождения диковинного деревца.

Понемногу ветвясь и приподымая с земли крепнущую крону, деревцо вытянулось кверху, поднявшись над головками трав и бурьяна. Близилась осень: на сливах синели овалы слив; на яблонях - зазолотились яблоки; и на диковинном деревце, повиснув на белых осевидных фибриллах, прокруглились свесившиеся зрачками вниз, маленькие, понемногу полнящиеся и наливающиеся нервным соком стеклисто-белые глазные яблоки.

Первым человеком, увидавшим деревцо, был восьмилетний оборвыш Тэк. Он служил в поводырях у старого слепца-нищего по имени Цекус и помогал ему в сборе милостыни. В тот день с раннего утра бродили они меж домов поселка, пряча в суму и пеструю деревянную чашку скудные даяния людей. К вечеру, дойдя до околицы, отыскали нежилой, как им казалось, дворик и здесь, у тына, примяв траву, стали располагаться на ночлег.

Первым открыл местонахождение дерева Грай, как это ни странно, слепой старик. Глаза Тэка не покидали донца крашеной чашки, которую нес, не доверяя поводырю, старик, и жадно считали и пересчитывали позвякивавшие в чашке монеты. Старик, перед тем как опуститься наземь, опасливо повел длинным суковатым посохом вокруг: посох ткнулся в тын, ощупал землю, прошуршал по траве и вдруг уперся во что-то странное. Старик распрямился на полусогнутых коленях.

Что это? - обернулся он к Тэку, быстро отдергивая палку. Тэк взглянул: в трех шагах от них в сером воздухе сумерек белели какие-то странные круглые плоды, густо облепившие ветви невысокого деревца. Мальчик сделал шаг вперед. Протянул руку: пальцев коснулось что-то склизкое и холодное Дернул за белый нитевидный черенок и поднес сорванное к глазам: из руки прямо на него смотрел - то- расширяя, то суживая зрачок - человеческий глаз. Тэк вскрикнул и отшвырнул глаз прочь.

Ну, что... что там?..- спрашивал Цекус с возрастающим нетерпением.

Но мальчуган с плачем зарылся лицом в платье старика и не мог вымолвить ни слова. Тогда тот, шаря руками по воздуху, сам двинулся к деревцу: когда его пальцы запрыгали по скользким ветвям, ощупывая круглые зрачкастые чуть вздрагивающие от прикосновения шершавой кожи глазные яблоки, напряженное любопытство проступило на лице слепца. Тэк умолял уйти, но старик шамкал: "Нет, нет", - и не двигался с места. Близилась ночь. Тэк перепрыгнул через плетень и.прикорнул по ту его сторону.

Сквозь дыры в плетне темнела неподвижная сутулая фигура Цекуса, закрывшая страшное деревцо. Теперь Тэку приключение казалось чуть-чуть смешным. Он, улыбаясь, поднял еще раз веки: старик, не шевелясь, стоял, наклоненный над глазною яблонькой. И веки Тэка слиплись.

Ночь. Для Цекуса - всегда ночь: как пришла лет тридцать тому, так и нет рассвета. Цекус не был слепорожденным: катастрофа в шахте отняла у него глаза: один, под правым веком, был мертв, другой - вытек. Теперь, стоя у деревца с непонятными плодами, слепец грезил. Всякий раз, как Цекус оставался один, он пробовал силою слабнущей от дня ко дню памяти превратить ощупи в зримости и снова зажечь среди вечной ночи солнце: оно восходило -

серо-желтое, мутное, бессильное Солнце слепых, тянулось с низкого блеклого свода короткими лучами к неясным силуэтам гор, маячащим пятнам людей и шаткому контуру домов и деревьев. Так прошел час. Старец, присев на корточки, придвинулся вплотную к деревцу. Тихо. Тэк спит. Рука снова нащупала: глаз - два - три. Упершись большим пальцем левой руки в левую бровь, Цекус осторожно потянул за слипшееся мертвое веко вытекшего глаза и, преодолевая тупую боль, стал втискивать сорванный с деревца упругий и скользкий глаз во вгиб пустой глазницы. Глаз, вначале лишь болезненно тершийся о веко и разрывавший мелкие сосудцы, вдруг дернулся в пальцах и прочно вправился в орбиту: в ту же секунду что-то больно ударило в мозг, синие искры забились в глазу и у глаза, и испуганный насмерть Цекус потерял сознание.

Очнувшись, он подумал: приснилось. И в самом деле, вокруг чернела ночь: как и всегда. Цекус поднял руку к глазу: что это? Какой-то странный пятиконечный контур быстро надвигался на него. Старик застыл с поднятой рукой, и прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что видит свои пальцы.

Цекус прозрел ночью. Поднявшись на локтевой, щуря от острой боли веко, различил низко над собою черную, уходящую вдаль навись. Под черной нависью проступала узкая, полукругом изогнутая полоса. "Плетень",- шепнул Цекус и тихо захихикал. Встав с колен, он, напрягая зрение, различил (близко ли, далеко ли, он не знал) какие-то темные сквозистые силуэты, свисшие с нависи: вверху широкие, книзу узкие.

Деревья,- пробормотал Цекус, удерживая рукой расступавшееся сердце.

Правда, странная форма деревьев, свешивающихся комлями откуда-то сверху, точно сталактиты с черного свода пещеры, чуть озадачила его, но поток новых ощущений не давал времени спрашивать, "почему". Он вспомнил, что от деревьев до плетня - две минуты ходьбы,- и деревья сразу же вправились в определенное место пространства.

Цекус был счастлив. Самый яркий южный полдень, прихотливо разодетый в пестроты красок и неисчислимости солнечных лучей, не давал никому и никогда столько трепета, сколько дала старому Цекусу эта мглистая, кой-где маячащая скудным контуром и абрисом, безлунная и беззвездная осенняя ночь. И смутное плетение трав, и узкая полоса плетня, и чуть просиневшее предутренней синью

(только, странно, откуда-то снизу) светлеющее небо, казались раями, откровениями высших смыслов и радостей: и когда солнце (опять странно: будто падая диском вниз), одевая мир в цвета и блики, дало себя глазу, старый Цекус, изнемогший от волнений ночи, крепко спал. Беззубые десны его были разжаты улыбкой счастья.

Слух о чудесном деревце и прозрении Цекуса забегал, Семеня словами, по всем тропинкам и путям страны. За Цекусом ходили толпы. В деревянной кружке рядом с медяшками белели и серебряные монеты. Выспрашивали.

Но прозревший был как-то странно рассеян и нетверд в своем видении: шел шатким шагом, так, как если б ставил ступни в пустоту. Глядел не под ноги, а куда-то вверх. Глаз его, избегая лиц людей, щурился в носы их башмаков. Когда спрашивали, рад ли чуду, молчал, сердито шевеля ссохшимися губами. И наконец (этой привычки Тэк за стариком раньше не знавал), любил, сев у озера, а то и просто у лужи, глядеть - по целым часам - на отражения в воде.

Однажды, проходя меж рыночных лотков, Цекус велел Тэку купить зеркальце, но, глянув в него, швырнул стекло на камни. Люди смеялись. Но Тэк не смеялся: он не покидал старого Цекуса, потому что чувствовал, что Цекусу, в его прозрении, нужнее поводырь, чем прежде, в годы слепоты.

Люди не раздумывали долго над происшедшим: они обвели яблоню с глазными яблоками железной оградой к ограде приставили караул и вверили чудо особой комиссии из врачей и оптиков. Тэк часто задумывался с происшедшем, но истина слабому детскому мозгу его была не в подъем.

Между тем дело объяснялось очень просто: в хрусталике, вправленном в человечий глаз, живет озорная манера - опрокидывать мир, входящий в него лучами,- кверху дном. Но за мозгом, получающим опрокинутый мир от хрусталика, водится не менее озорная привычка - опрокидывать опрокинутое.

Только благодаря такому двойному кувырканию и получается достаточно серьезный мир, где верх - вверху, и низ - внизу, где полы - донья - корни снизу, а кровли - комли - тучи сверху и так далее. Но у ветхого глаза и древнего мозга старух Грай не было уже силы опрокидывать миры (легко ли это!), ронять звездное небо, как свидетельствует Алмазная грамота Трисмегистоса, долу лишь затем, чтобы опять возносить его горе. И поэтому-то Грайи видели вершину утеса, доверенного им Зевесом, как и все, над бегом туч; низины же для них, как и для всех, были внизу, в прорывах туч. Но когда бессильный глаз Грай сросся нервными волокнами с мозгом человека, то все пошло по-иному: глаз Грай давал мир всерьез, не переворачивая в нем ни единого блика, а человечий мозг, как и всегда, брал его озорно: и перед расширенным зрачком Цекуса горы стали на свои вершины, деревья потянулись, точно сталактитовая поросль, комлями вниз; под ногами зазияло небо с оброненными в бездну звездами, из-под самой подошвы башмака выползали тающие тучи, и только благодаря какому-то длящемуся чуду,- как думал суеверный Цекус,- нога его не проваливалась сквозь облачный студень в разверстые пустоты. А сверху давмя давил низко нависший черный пласт земли, с домами, запрокинутыми кровлями вниз, неустанно грозящими рухнуть вместе с людьми в звездную бездну.

В воздухе реяли опрокинутые на спину птицы. И только тело Цекуса, выключенное осязательными, мускульными и соматическими ощущениями из общего чувства опрокинутости всех вещей, находило себя одиноким и беспомощно затерянным в этом нелепом и непонятном мире - наоборот. Прозревший прятал от него свои глаза, склоняясь над зеркалами озер и луж: поверхности их, снова опрокидывая опрокинутый мир, давали ему, Цекусу, хоть вмале, хоть внутри лужи, мутное и колеблющееся подобие того прежнего, чаянного мира, к которому привык Цекус с детства и о котором грезил все тридцать лет своего калечества.

"Раньше,- горько размышлял Цекус,- калекой был я, один я, теперь я исцелен, но разве весь мир не стал жалким калекой: бросил божьи звезды вниз, уперся свисающей на головы землей, как в костыли, в свои опрокинутые горы и топчет вершинами их, будто поганую траву, ясные лучи, взращенные из солнца..."

Тем временем оптико-врачебная комиссия заседала. И снова заседала.

Несколько глазных яблок были препарированы скальпелем и разрезаны по их продольным и поперечным осям. Изучили - снаружи и изнутри.

Запротоколировали: "Глаза как глаза". Старый Цекус был помещен для наблюдений и опытов в изолированную камеру офтальмологической клиники. Он жаловался, как умел, на опрокинутость мира, просил убрать потолок из-под ног, умолял спасти. Однажды в припадке отчаяния старик, жалко всхлипывая, стал просить вернуть ему слепоту: Грайи мстили. Врачи и физики поводили плечами. Выделили подкомиссию. Подкомиссия распорядилась сорвать еще три глаза: взрезали по вспомогательным и боковым осям. Вылущили хрусталики, исследовали ретину до последней молекулы. Запротоколировали: "Глаза как глаза".

Тогда было решено, принимая во внимание то, что глаза произращены деревом, запросить мнения ученого помолога.

Помолог повертел глазное яблоко в руках, лизнул языком и, положив на место, объявил: "Глаз попросту еще не дозрел. Цекус поторопился. Если ж дать глазам вызреть, то..."

Вокруг радостно закивали головами: причина была сыскана.

К сентябрю глазные яблоки начали сами падать на заранее изготовленную выемчатую подстилку. Дежурный оптик, совершая утренний обход, всегда находил на земле два-три глаза, пучивших на него зрачки. На общем собрании комиссии и всех подкомиссий было постановлено: оборвать глаза до единого и приступить к широко задуманным опытам глазонасаждения.

Были собраны - из больниц, богаделен, домов призрения - в одно место все слепцы. Добровольцев пока не находилось.

Пресса дебатировала вопрос: по два или по одному глазу отпускать на душу. Глаз было мало, калек много. Приступили к опытам. Исцеленные по большей части обнаруживали те же - цекусовские - симптомы специфической тревоги и депрессии. Но их быстро изолировали в особую санаторию для привыкающих, откуда они, уже отчасти примиренные и покорившиеся факту, расходились, правда, той же - цекусовской - несколько шаткой и путаной походкой, с глазами, опасливо поднятыми кверху, по всем радиусам дорог страны.

Понемногу начали поступать заявления и от добровольно решившихся на операцию. Запас глаз был на исходе. В это время новый плодосбор дал несколько сот глазных яблок.

У исцеленных, после трех-четырех месяцев тоски и страха, обыкновенно устанавливалось некоторое спокойствие и даже странная и несколько дикая веселость. Правда, в своих воззрениях, укладе жизни, вседневных привычках и религиозных убеждениях грайеглазые резко отличались от остальных людей,- но они, как и все, например, женились (чаще всего друг на друге) и порождали потомство.

Новое поколение грайеглазых не обнаруживало уже признаков особой тоски и растерянности, столь характерных для людей, заблудившихся меж двух миров: одним - спрятанным в памяти, другим - данным мукою операции; юные грайеглазые уверенно шагают по тучам и звездам, спокойно топча их, но, говоря о земле и лужах, глядят ввысь.

С заключениями о жизнегодности грайеглазых не надо спешить: они только-только нарождаются. Их еще мало. И на вопрос: где правда, в первом или во втором двусловии древнего трисмегистого надписания "Небо вверху -

небо внизу" возможны четыре ответа: "Здесь", "Там", "И здесь, и там", "Ни там, ни здесь".

Сигизмунд Доминикович Кржижановский - Грайи , читать текст

См. также Кржижановский Сигизмунд Доминикович - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

ГУСЬ
Гуси, как это всем известно, спасли Рим и литературу. Стилос был забыт...

Дымчатый бокал
- Может, вам угодно посмотреть коллекцию старинных монет? Нумизматы хв...

Сёстры горгон и гесперид).

Грайи были древними старухами, олицетворением старости, хотя Гесиод эвфемистически именовал их «прекрасноланитными» . Эсхил в «Прометее прикованном» говорит о них: «на вид как лебеди, но с общим глазом, и один-единственный у каждой зуб. Лучами никогда на них не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи» . Грайи имели один глаз и один зуб на троих, а также с рождения обладали седыми волосами. Их посетила Ио

В литературе и искусстве

Действующие лица трагедий Эсхила «Форкиды» (фр.261 Радт, всё действие в Аиде ), Тимокла и неизвестного автора «Форкиды».

Под именем «Форкиады» Грайи появляются в «Фаусте » Гёте ; Мефистофель принимает облик одной из них.

Цитаты

«Граий прекрасноланитных от Форкия Кето родила.
Прямо седыми они родились. Потому и зовут их
Граями боги и люди. Их двое, - одета в изящный
Пеплос одна, Пемфредо, Энио же, другая, - в шафранный.»

Гесиод. Теогония. 270-273. Пер. В. Вересаева.

«Персей, руководимый Гермесом и Афиной, прибыл к дочерям Форка - Энио, Пефредо и Дино. Они происходили от Кето и Форка, были сестрами Горгон и старухами от рождения. На всех трех они имели один зуб и один глаз и обменивались ими поочередно. Персей овладел этим зубом и глазом и, когда те стали просить его, чтобы он отдал похищенное, пообещал, если они укажут ему дорогу, ведущую к нимфам. Эти нимфы имели крылатые сандалии и заплечную сумку под названием κιβισις; была у них и шапка. Когда дочери Форка привели его к нимфам, он отдал им глаз и зуб, а от нимф получил то, ради чего старался к ним проникнуть.»

«И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом
Место одно, а его защищает скалистая глыба,
И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,
Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий.
Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько
Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,
Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,
К дому Горгон подступил…»

Литература

• Роберт Грейвс. Мифы древней Греции.

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Форкиады" в других словарях:

Персей возвращает Грайам глаз, Генри Фюзели Грайи, Граи, Форкиады (др. греч … Википедия

Грайи, Граи, Форкиады (Γραίες «седые», «старухи») три сестры, одна из нескольких троиц архаичных богинь древнегреческой мифологии , Форкиды (дочери Форкия и Кето, сёстры горгон и гесперид). По «Теогонии» Гесиода, их только две: Пемфредо и Энио … Википедия

- (греч. старухи) в греческой мифологии две или три дочери Форкия и Кето, сестры горгон. Имели прекрасные ланиты и седые от рождения волосы. Согласились помочь Персею найти и убить горгону Медузу после того, как герой похитил у них единственный на… … Большой Энциклопедический словарь

- (нем. Mephistopheles) центральный персонаж трагедии И. В.Гете «Фауст» (часть первая 1806, вторая завершена в 1831). М. Гете мало похож на дьявола народных легенд и тех кукольных представлений о докторе Фаусте, которые часто показывали в Германии… … Литературные герои

Грайи были древними старухами, олицетворением старости, хотя Гесиод эвфемистически именовал их «прекрасноланитными» . Эсхил в «Прометее прикованном» говорит о них: «на вид как лебеди, но с общим глазом, и один-единственный у каждой зуб. Лучами никогда на них не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи» . Грайи имели один глаз и один зуб на троих, а также с рождения обладали седыми волосами. Их посетила Ио .

В литературе и искусстве

Действующие лица трагедий Эсхила «Форкиды» (фр.261 Радт, всё действие в Аиде ), Тимокла и неизвестного автора «Форкиды».

Под именем «Форкиады» Грайи появляются в «Фаусте » Гёте ; Мефистофель принимает облик одной из них.

Грайи также имеют место в компьютерной игре «Titan Quest », в дополнении «Immortal Throne ». Герой игрока должен убить Грай, забрать их единственный глаз и отдать его волшебнице Медее, чтобы она открыла герою дорогу в царство Аида.

Геркулес (мультфильм) - именно в этом полнометражном мультфильме было показано как Грайи с помощью пряди волос, разрезая один из волосков ножницами, обрывали жизнь людей и отправляли их в загробный мир.

Цитаты

«Граий прекрасноланитных от Форкия Кето родила.
Прямо седыми они родились. Потому и зовут их
Граями боги и люди. Их двое, - одета в изящный
Пеплос одна, Пемфредо, Энио же, другая, - в шафранный.»

Гесиод. Теогония. 270-273. Пер. В. Вересаева.

«Персей, руководимый Гермесом и Афиной, прибыл к дочерям Форка - Энио, Пефредо и Дино. Они происходили от Кето и Форка, были сестрами Горгон и старухами от рождения. На всех трех они имели один зуб и один глаз и обменивались ими поочередно. Персей овладел этим зубом и глазом и, когда те стали просить его, чтобы он отдал похищенное, пообещал, если они укажут ему дорогу, ведущую к нимфам. Эти нимфы имели крылатые сандалии и заплечную сумку под названием κιβισις; была у них и шапка. Когда дочери Форка привели его к нимфам, он отдал им глаз и зуб, а от нимф получил то, ради чего старался к ним проникнуть.»

Аполлодор . Мифологическая библиотека. II.

«Трагический поэт Эсхил рассказывает в „Форкидах“, что Грайи были стражницами Горгон; об этом мы говорили в I книге „Генеалогий“. Считают, что на всех у них был только один глаз и что они, поочередно обмениваясь им, несли стражу. Персей выхватил этот глаз, когда они передавали его друг другу, и забросил в Тритоново болото. Поэтому, ослепив стражниц, он легко убил спящую Горгону Медузу.»

Гигин . Астрономия.

«И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом
Место одно, а его защищает скалистая глыба,
И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,
Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий.
Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько
Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,
Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,
К дому Горгон подступил…»

Овидий . Метаморфозы. IV, 772-779.

Напишите отзыв о статье "Грайи"

Литература

• Роберт Грейвс. Мифы древней Греции.

Первоначальные божества Титаны Титаниды Дети титанов Олимпийские боги Другие олимпийцы Боги водной стихии Основные Хтонические божества Основные Грайи Рожденные на земле Земля

Отрывок, характеризующий Грайи

– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.

Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.

Список чудовищ, демонов, великанов и волшебных существ древнегреческой мифологии

Циклопы – в древнегреческой мифологии великаны с большим, круглым, огненным глазом посредине лба. Три первых циклопа были рождены богиней Геей (Землёй) от Урана (Неба). В глубокой древности циклопы были олицетворениями грозовых туч, из которых сверкает «глаз» молнии.

Циклоп Полифем. Картина Тишбейна, 1802

Гекатонхейры – дети Геи и Урана, сторукие великаны, против ужасной силы которых ничто не может устоять. Мифические воплощения страшных землетрясений и потопов. Циклопы и гекатонхейры были так сильны, что сам Уран пришёл в ужас от их мощи. Он связал их и бросил вглубь земли, где они неистовствовали, вызывая извержения вулканов и землетрясения. Земле-Гее стало причинять страшные страдания пребывание этих великанов в её чреве, и она подговорила своего младшего сына, титана Крона («Время»), отомстить отцу, Урану, оскопив его. Крон сделал это серпом.

От пролившихся при оскоплении капель крови Урана Гея зачала и родила трёх Эринний – богинь мщения со змеями на голове вместо волос. Имена Эринний – Тизифона (убивающая мстительница), Алекто (неутомимая преследовательница) и Мегера (ужасная).

Богиня Ночи (Нюкта) в гневе на совершённое Кроном беззаконие родила ужасных, чудовищных существ: Таната (Смерть), Эриду (Раздор), Апату (Обман), Кер (богинь насильственной смерти), Гипноса (Сон), Немесиду (Отмщение), Гераса (Старость), Харона (перевозчика умерших в подземное царство).

Форкий – злой бог бурного моря и штормов. Детьми Форкия в древнегреческой мифологии считались чудовища горгоны, грайи, сирены, Ехидна и Скилла.

Кето – злобная богиня морской пучины, сестра и жена Форкия. Оба они олицетворяли величественные и ужасные явления моря

Грайи – олицетворения Старости. Три уродливых сестры: Дейно (дрожь), Пемфедо (Тревога) и Энио (злоба, ужас). Седые с рождения, они имеют один глаз и один зуб на троих. Этот глаз однажды похитил у них герой Персей . В обмен на возвращение глаза Грайям пришлось указать Персею дорогу к Медузе Горгоне.

Скилла (Сцилла – «Лающая») – страшное чудовище с 12 лапами, шестью шеями и шестью головами, в каждой из которых – три ряда зубов. Сцилла издаёт беспрерывный пронзительный лай.

Харибда – олицетворение всепоглощающей морской пучины. Страшный водоворот, который трижды в день поглощает и извергает морскую влагу. Древние греки считали, что Сцилла и Харибда живут по разным сторонам Мессинского пролива (между Италией и Сицилией). Между Сциллой и Харибдой проплыл Одиссей во время своих странствий

Горгоны – три сестры, три крылатых змееволосых чудовища. Имена Горгон: Эвриала («далеко прыгающая»), Сфено («могучая») и Медуза («повелительница, стражница»). Из трёх сестёр смертной была только Медуза, обладавшая способностью обращать всё в камень своим ужасным взглядом. Её убил герой Персей . Сохранивший свою волшебную силу взгляд мёртвой Медузы Горгоны помог потом Персею победить морское чудовище и спасти прекрасную Андромеду .

Голова Медузы. Картина Рубенса, ок. 1617-1618

Пегас – крылатый конь, любимец муз. Зачат Медузой Горгоной от бога Посейдона . Во время убийства Медузы Персеем выпрыгнул из её тела.

Сирены – в древнегреческих мифах чудища, у которых прекрасная женская голова, а тело и ноги – птичьи (по другим рассказам – рыбьи). Чарующим пением сирены завлекали моряков на свой волшебный остров, где разрывали на куски и пожирали. Мимо этого острова благополучно прошёл лишь корабль Одиссея . Тот велел всем своим спутникам залепить уши воском, чтобы не слышать голосов сирен. Сам же он насладился их пением, крепко привязанный к мачте.

Одиссей и сирены. Картина Дж. У. Уотерхауса, 1891

Ехидна («Гадюка») – исполинская полуженщина-полузмея свирепого характера, с прекрасным лицом и пятнистым змеиным телом.

Тавмант – бог морских чудес, подводный великан. Его дочерями считались гарпии.

Гарпии – в древнегреческой мифологии – олицетворения разрушительных бурь и вихрей. Чудовища, которые имеют крылья и когтистые лапы грифа, но грудь и голову женские. Внезапно налетают и исчезают. Похищают детей и человеческие души.

Тифон («Дым, Чад») – страшное чудовище, рождённое Геей-Землёй. Олицетворение газов, которые рвутся из земных недр и вызывают извержения вулканов. Тифон вступил в борьбу с Зевсом за власть над вселенной и едва не одержал в ней победу. В древнегреческих мифах Тифон – исполин, который имел сто шипящих драконовых голов с черными языками и пылающими глазами. Зевс снёс Тифону все головы молниями и низверг его тело в бездну Тартар.

Зевс мечет молнию в Тифона

Кербер (Цербер) – страшный трёхголовый пёс, сын Тифона и Ехидны. Страж выхода из подземного царства Аида , который никого не выпускает оттуда. Геракл во время своего одиннадцатого подвига увёл Кербера из недр земли, но потом он был возвращён обратно

Орф – чудовищный двуглавый пёс, сын Тифона и Ехидны, отец Сфинкса и Немейского льва . Принадлежал великану Гериону и охранял его волшебных быков. Убит Гераклом во время похищения этих быков (десятый подвиг).

(«Душительница») – в древнегреческой мифологии (в отличие от египетской) – чудовищная дева с телом собаки, крыльями птицы и женской головой. Поселившись близ города Фив в Беотии, Сфинкс пожирала юношей, которые не могли разгадать её загадку: «кто ходит утром на четырёх ногам, днём на двух, а вечером на трёх». Загадку разгадал герой Эдип , и Сфинкс после этого бросилась в пропасть.

Сфинкс. Деталь картины Ф. К. Фабра. Конец XVIII - начало XIX вв.

Эмпуса – в древнегреческой мифологии ночное привидение, женщина с ослиными ногами, умевшая принимать самые разнообразные обличья (чаще всего коровы, красивой девушки или пса с одной медной ногой, а другой из навоза). Высасывала кровь у спящих людей, часто пожирала их мясо.

Ламия – в древнегреческих мифах дочь Посейдона, с которой вступил в связь Зевс . Разгневанная на это жена Зевса, Гера , лишила Ламию красоты, сделала её безобразным чудовищем и убила её детей. В отчаянии Ламия стала отнимать детей у других матерей. Этих детей она поедала. Свою красоту она с тех пор возвращает лишь для того, чтобы соблазнять мужчин, а затем убивать их и пить их кровь. Приходя в безумное исступление, Ламия может заснуть лишь после того, как вынет собственные глаза и положит их в чашу. В позднейших сказочных рассказах ламиями называлась особого рода существа, близкие к средневековым вампирам.

Немейский лев – сын Тифона и Ехидны. Лев громадной величины со шкурой, которую не могло пробить ни одно оружие. Задушен Гераклом во время первого подвига .

Геракл убивает Немейского льва. Копия со статуи Лисиппа

Лернейская гидра – дочь Тифона и Ехидны. Огромная змея с девятью головами, у которой вместо одной отрубленной вырастали три новые. Убита Гераклом во время второго подвига : герой, отрубив Гидре голову, прижигал отрубленное место горящей головнёй, отчего новые головы переставали расти.

Стимфалийские птицы – вскормленные богом Аресом чудовищные птицы с медными клювами, когтями и перьями, которые они могли сыпать на землю как стрелы. Поедали людей и урожай. Частично истреблены, частично прогнаны Гераклом во время его третьего подвига .

Керинейская лань – лань с золотыми рогами и медными ногами, никогда не знавшая усталости. Была послана как наказание людям богиней Артемидой в древнегреческую область Аркадию, где носилась по полям, опустошая посевы. Поймана Гераклом во время во время его четвёртого подвига . Герой целый год преследовал лань бегом и настиг её далеко на севере, у истоков Истра (Дуная).

Эриманфский кабан – огромный вепрь, который жил в Аркадии, на горе Эриманфе, и наводил ужас на всю округу. Пятый подвиг Геракла состоял в том, что он загнал этого кабана в глубокий снег. Когда кабан увяз там, Геракл связал его и отнёс к царю Эврисфею.

Геракл и эриманфский кабан. Статуя Л. Тюайона, 1904

Кони Диомеда – кобылицы фракийского царя Диомеда питались человеческим мясом и были прикованы к стойлам железными цепями, ибо никакие другие путы не могли их удержать. Во время своего восьмого подвига Геракл завладел этими чудовищными конями, но они растерзали при этом его спутника, Абдера.

Герион – великан с расположенного на западном краю земли острова Эрифия. Имел три туловища, три головы, шесть рук и шесть ног. Совершая свой десятый подвиг , Геракл достиг Эрифии на золотом челне солнечного бога Гелиоса и вступил в битву с Герионом, который метал в него сразу по три копья. Геракл убил великана и принадлежавшего ему двуглавого пса Орфа, после чего угнал волшебных коров Гериона в Грецию.

Перифет – в древнегреческой мифологии хромой великан, сын бога Гефеста . Обитал в горах близ городов Эпидавра и Трезены и убивал всех проходящих путников железной палицей. Убит героем Тесеем , который с тех пор везде носил с собой палицу Перифета, как Геракл шкуру Немейского льва.

Синид – свирепый разбойник-великан, убивавший встреченный людей, привязывая их к двум согнутым соснам, которые затем отпускал. Сосны, распрямляясь, разрывали несчастных. Убит героем Тесеем.

Скирон – разбойник-великан, который жил на краю одной из скал греческого перешейка Истм. Заставлял прохожих мыть себе ноги. Как только путник склонялся, чтобы сделать это, Скирон толчком ноги сбрасывал его со скалы в море. Тела погибших пожирала исполинская черепаха. Скирон был убит Тесеем.

Керкион – чудовищный великан, вызвавший Тесея на борцовский поединок. Тесей задушил его руками на весу, как некогда Геракл Антея.

Прокруст («Вытягиватель») – (другое имя – Дамаст) свирепый злодей, укладывавший попавший к нему в руки людей на своё ложе. Если ложе было коротко, Прокруст обрубал несчастному ноги, а если длинно – вытягивал его до нужного размера. Убит Тесеем. Выражение «прокрустово ложе» стало нарицательным.

Минотавр – сын, рождённый женой критского царя Миноса , Пасифаей, от неестественной страсти к быку. Минотавр был чудовищем с телом человека и бычьей головой. Минос держал его в Лабиринте, который был построен великим мастером Дедалом в столице Крита, Кноссе. Минотавр был людоедом и питался приговорёнными к смерти преступниками, а также юношами и девушками, которые присылались на Крит из Афин в виде дани. Убит Тесеем : тот добровольно поехал к Миносу в числе обречённых «данников», убил Миноса в Лабиринте, а потом благополучно вышел из этого запутанного сооружения при помощи влюблённой в него сестры Минотавра, Ариадны, и её нити.

Тесей убивает Минотавра. Рисунок на древнегреческой вазе

Лестригоны – в древнегреческих мифах племя великанов-людоедов, обитавшее на одном из островов, мимо которого проплывал Одиссей . Захваченных мореплавателей лестригоны нанизывали на колья, как рыб, и уносили на съедение, а корабли их разбивали, метая со скал громадные камни.

Кирка (у римлян Цирцея) – дочь солнечного бога Гелиоса, сестра злобного царя Колхиды Эета , у которого украли золотое руно аргонавты . Злая колдунья, жившая на острове Эе. Приветливо завлекая в свой дом путешественников, угощала их вкусными яствами с примесью волшебного зелья. Это зелье превращало людей в зверей (чаще всего – в свиней). Побывавший у Кирки Одиссей спасся от её колдовства при помощи цветка «моли», полученного от бога Гермеса . Одиссей вступил в любовную связь с Киркой, и она имела от него трёх сыновей.

Кирка протягивает Одиссею чашу с колдовским зельем. Картина Дж. У. Уотерхауса

Химера («Молодая коза») – в древнегреческой мифологии чудовище с головой и шеей льва, туловищем козы и змеиным хвостом. Убита героем Беллерофонтом .

Стикс (от общеиндоевропейского корня «стужа», «ужас») – олицетворение первобытного ужаса и мрака и богиня одноименной реки в подземном царстве Аида. Обитает на крайнем западе, в обители ночи. Живёт в роскошном дворце, чьи серебряные колонны упираются в небо.

Харон – у древних греков перевозчик душ умерших через реку Стикс. Мрачный старец в лохмотьях, с лихорадочно смотрящими глазами. Имя иногда переводится как «обладающий острым взглядом».

Пифон (от слова «гноить») – страшный дракон, владевший в глубокой древности Дельфийским святилищем . Пифон, как и Тифон, являлся сыном Геи. Пифон обвивал окрестности Дельф семью или девятью кольцами своего длинного тела. Бог Аполлон вступил в схватку с ним и убил Пифона, выпустив 100 (по другим древнегреческим мифам – 1000) стрел. После этого Дельфийское святилище стало храмом Аполлона. По имени Пифона названа его прорицательница – Пифия.

Гиганты – сыновья Геи-Земли. 150 ужасных чудовищ с хвостами дракона вместо ног и человеческими телами. Гиганты были покрыты густыми волосами и имели длинные бороды. Гея родила их то ли из капель крови отрезанного полового органа Урана, то ли из семени Тартара, то ли сама по себе, разгневавшись на то, что